«Разглядите во мне Донбасс» - о боли, единстве, мечте и победе

8 сентября 2014 года поезд привез мою семью во Львов из Донбасса. 8 сентября 2016 года я так и не смогла написать об этом дне ни строчки. Думала — зажило. Но сегодня папа обрезал густо разросшийся виноград, закрывающий огромное окно лоджии, сидя перед которым, я работаю весь день,  - пишет Марина Курапцева в блоге на "ДонПресс".

Свет залил комнату — мягкий послеполуденный осенний свет, прозрачный, какой бывает только в сентябре. А несколько ветвей папа принес в квартиру. Дома, в нашем дворе, отец подрезал виноград в это же время. Падающего под определенным углом света, запаха свежесрезанных лоз и дыхания осени оказалось достаточно, и я все вспомнила.

Я подумала о том, что за два года много писала о доме и об эвакуации. Кусочки моей — нашей — истории, словно разбитого зеркала, разлетелись по отрывочным постам, обрывки мыслей поселились в заметках, хранящихся в телефоне, в нервном биении сердца и внезапных слезах, сочащихся при таких же неожиданных, спровоцированных моментом воспоминаниях.

Я писала и пишу истории переселенцев из зоны проведения Антитеррористической операции. Каждая проходит через сердце, и мои собеседники становятся уже друзьями. Наши украинцы из Донбасса неимоверно сильные и выносливые, и все эти судьбы заставляют восхищаться и недоумевать: откуда в людях столько силы и твердости?

Но ни разу я не собрала воедино собственные мысли о себе и том, что пришлось пережить моей семье. Не знаю и пока не хочу разбираться в том, почему: то ли из-за страха посмотреть правде в лицо, то ли из опасений, что мой рассказ никак не претендует на уникальность.

А сегодня это не важно. Я просто хочу рассказать и вспомнить. Потому что, как говорит моя подруга-психолог, «душа должна дышать».

«Мама, здравствуй, мы уезжаем завтра»

Прежде чем я произнесла эту фразу по телефону, пережила бессонную ночь. Находясь в освобожденном Торецке (тогда — еще Дзержинске) я должна была позвонить своей семье в оккупированный город, где мои родные ждали освобождения от боевиков «ДНР», и сказать, что освобождения в ближайшее время, судя по всему, не будет, а вот плохие вещи могут случиться гораздо раньше, чем на улицах снова появятся желто-голубые флаги.

Это было дико. Вместе с друзьями мы занимались организацией проукраинских акций, боролись за возвращение Украины в «недо-освобожденный» Торецк, жили сегодняшним днем, а по ночам слушали пулеметные очереди и залпы «Градов». И — верили, всем сердцем верили в то, что победим. Потому что Украина — наша страна, и наш город — Украина, здесь не должно и не может быть никакого «русского мира».

И вот пришла эта ночь, с 3 на 4 сентября. Ночь, когда я поняла, что на прожитом придется поставить точку, вот так просто: взять в узелок то, что можно унести в руках, закрыть дверь квартиры и шагнуть в неизвестность, а перед этим — уговорить свою семью поступить так же, потому что одна я бы никуда не уехала.

Была ночь, звуки взрывов и выстрелов где-то там, за окном, тьма, что рассеивалась слабым светом настольной лампы (слушать это в темноте и одиночестве было бы невыносимо) и бесчисленные сигареты. Были мысли и воспоминания. Вот я бегу по двору, мне три года, мама подхватывает меня на руки и смеется. Вот бабушка печет куличи на Пасху, и дом сияет чистотой, и мир отражается в свежевымытых стеклах. Вот мы с сестрой играем в саду, и качели, сделанные папой, взлетают высоко-высоко, и в груди дрожит что-то настолько прекрасное и сладкое, что на солнце, мелькающее в ветвях огромной старой груши, приходится смотреть сквозь ресницы, слипшиеся от слез. Вот Новогодние дни, и мы уже школьницы, вместе учим уроки, понимая, что дальше — длинные счастливые каникулы, коньки, санки и заполненное снегом и сверканием пространство, и елочные игрушки, и огоньки гирлянды, и в доме пахнет мандаринами, хвоей и счастьем. Вот мы встречаем отца, вернувшегося из долгой командировки, и он подхватывает на руки сразу маму, сестричку и меня, и кружит по комнате, и снова счастье нельзя высказать словами: снова рядом.

Не было сил сидеть на одном месте, глядя на икону, подаренную матушкой Марией, сестрой местного священника и моего друга отца Николая. И я вышла на балкон, хотя и боялась, нельзя, вообще-то. Как ни странно, в тот момент воцарилась полная тишина. Стояла и не верила в то, что завтра стартуют сборы, просто не знала, что же делать, и рядом не было никого, кто сказал бы мне. И тут застрочил пулемет. Так громко и так близко я его никогда больше не слышала — ни до, ни после, и надеюсь, не придется. Вздрогнула всем телом, осела; хуже было только несколькими неделями ранее, когда в четыре часа утра вдруг стали палить из тяжелого, и я очнулась, сквозь утренний сон ползущей по коридору, с телефоном в одной руке, и с футлярчиком для линз — в другой; я ползла к ванной, под которой пряталась при обстрелах.

И тогда я поняла, что это конец. Потому что знала: моим, там, на самой окраине города, приходится слышать и видеть кое-что пострашнее. Могла ли я поддаться эгоизму и перевезти семью в Дзержинск? А какая разница, где сжиматься от страха, думала я. Кроме того, были и другие причины, по которым оставались ровно сутки, и ни минутой более, чтобы выезд был безопасным (насколько это вообще возможно).

…Уговаривать не пришлось. Они согласились сразу.

Я малодушно радуюсь тому, что не видела, как впопыхах, трясущимися руками мои папа, мама и сестра собирают вещи. Не видела пустого взгляда папы, которым он смотрел на новую ванную комнату, отстроенную к осени; не видела, как мама суетится, не зная, не понимая, что же взять; не видела, как тихонько плачет моя сестра. И никогда об этом не говорила ни с ними, ни с вами. До этой минуты.

Красноармейск — Львов — Киев

Теперь он Покровск. Тогда, 5 сентября (на сборы потратили сутки), я впервые увидела свою семью после нескольких месяцев разлуки — нас разделяла оккупированная Горловка, и о междугороднем общественном транспорте тогда уже вспоминали, как о чем-то нереальном, сказочном. Только однажды, в начале лета 2014-го, я приезжала в родной Енакиево — в «хлебовозке». Потом и этого сделать не удалось.

В транзитном пункте прошло два дня. А 7 сентября поезд тронулся из Чаплино, и мы отправились во Львов. Почему во Львов? Потому что это была самая удаленная от Донбасса точка, и еще потому, что далеко не все города могли принять переселенцев, поток был слишком велик.

Одиннадцать месяцев прошли в общежитии при ПТУ в пгт Меденичи Дрогобычского района Львовской области, куда нас расселили местные спасатели (эвакуацию организовала именно эта структура, полностью оправдав свое рабочее кредо).

Точку в нашем пребывании на Львовщине поставили слова одной из чиновниц Дрогобычской райадминистрации: «А почему вы не уезжаете в Енакиево? Там же не стреляют! Вон, наши переселенцы возвращаются, и правильно делают… Ой, да не смешите, какие там расстрельные списки…».

В тот момент я решила за всю семью, и ни разу еще не пожалела: больше никакой помощи от госструктур, кроме материальной — для пожилых родителей. И мы при поддержке киевских друзей переехали в небольшой живописный поселок под Киев. Столица встретила суетой, радушием, гулом машин и пьянящим ощущением свободы. Здесь нашли друзей и наконец обрели покой, правда, предварительно столкнувшись (и благополучно разобравшись) с чиновничьим «беспределом».

Больше мы не зависим от беспардонного стука в дверь маленькой комнаты (одной на четверых) в промерзшем до потолка общежитии. Здесь я поняла, что, возможно, когда-нибудь придет день, когда я прощу львовским чиновникам затравленный взгляд своей всегда исполненной чувства собственного достоинства, доброй, веселой и красивой мамы, отчаяние и бессилие отца, всегда решавшего проблемы до того, как мы могли о них заподозрить, и глубокую психологическую травму сестры, вынужденной ради скудной стипендии посещать занятия в ПТУ, где учатся дети, подростки на десять лет младше нее. Каждый из нас выживал как мог, в этом нет ничего особенного, по сравнению с другими переселенцами, на долю которых выпали более ужасные вещи. Но это конкретно наша большая маленькая победа.

Вот самое подробное описание 11 месяцев, проведенных на Львовщине, которая одновременно покорила, восхитила, оглушила и оттолкнула, что я могу себе позволить из гордости и деликатности, а еще — уважения к настоящим друзьям, что появились у нас на земле Дрогобыччины. Простить (я знаю) получится все, забыть — ничего. Такова жизнь: у каждого свой опыт — и это наш.

Стигматизация: что за «зверь»?

Зверь довольно сильный, с острыми когтями. Чуть больше года тому назад я довольно эмоционально воспринимала эту проблему. Теперь понимаю: если вы достаточно молоды, сильны и востребованы в своей профессии, то обидеть вас гораздо сложнее, чем беззащитную одинокую мать или пенсионера.

Как бороться за свои права? Этот вопрос периодически одолевает всех нас. Но как быть тем, для кого этот вопрос ежедневный и более чем насущный? Переселенцы вот уже больше двух лет живут под постоянным прицелом общественного внимания и общественного мнения, под гнетом политических игр с оккупированной частью Донбасса и влиянием, зачастую, довольно нечистоплотной «работы» определенных СМИ.

Чтобы убедиться в справедливости последнего утверждения, просто откройте любую новостную ленту и задайте в поиске одно-единственное слово: «переселенец». Вы найдете массу «страшных историй» о нас, людях, еще вчера считавшихся достойными гражданами Украины, жителях трудолюбивых промышленных регионов.

Мой опыт борьбы со стигматизацией переселенцев научил меня, что прежде всего нужно осознавать себя не «отрезанным ломтем» или «выброшенным за борт», униженным и оскорбленным собственным государством (пусть так оно и есть) — а гражданином Украины. Чтобы чувствовать себя Гражданином, нужно знать свои права. Чиновники очень удивляются и даже сердятся, столкнувшись с мало-мальски подкованным в основных касающихся статуса ВПЛ (вынужденно перемещенные лица) человеком, но дерзят и самоуправствуют гораздо реже, да и говорят на полтона тише.

Мы действительно не нужны государству, судя по его политике, по полной безответственности и халатности, с коими принимаются постановления и законы, по несогласованности профильных министерств и структур между собой. Но мы — есть. И с нами надо считаться так же, как и с жителями любой другой области, по счастливой случайности не затронутой вооруженным конфликтом.

Мы ничего не должны государству, вытершему ноги о наши права и свободы, поправших основы, на которых зиждется только зарождающее в Украине гражданское общество. Но мы умеем быть хорошими детьми для Украины, не имеющей ничего общего с этим государством. И мы любим ее и помогаем ей, как можем. Многие из нас стали волонтерами и солдатами. Кто считал добровольцев, защищающих Украину? А ведь их много.

Кстати, некоторым ошибочно кажется, что колонны на Восток уходят защищать Донбасс. В действительности хлопцы идут защищать Украину, так как знают: не остановим там — враг пойдет дальше. Главное, чтобы здесь, в тылу, в нашем обществе, не разгорелась междоусобица, равная войне.

28 апреля 2016 года я написала это. Комментировать не хочу, все здесь:

***

Разглядите во мне Донбасс. Я — горячие слезы, пламя,

пугало для «уставших» вас от войны, что ничуть не ранит

в полусвете уютных дней, перемешанных с злой молвою.

Я — Донбасс, я угля черней, горше дыма, краснее крови.

Разглядите мою печаль. Так за что мне просить прощенья?

На сутулых моих плечах сто проклятий и сто сомнений,

в потемневших моих глазах — сто рассветов и сто закатов,

на разбитых моих часах третий год как весна и слякоть.

Я не жалости вашей жду, больно ранит чужая жалость.

Под прицелами тысяч дул шли донецкие, не сдаваясь.

На свободной земле — кабак, дискотека и магазины,

сплетни свежие натощак — у подъезда от «тети Зины».

Где единство? Идет по шву треск… но флаг наш пока не рвется.

Я — Донбасс, я в степи живу, украинской, залитой солнцем,

перепаханной плугом лжи, оглушенной волною взрыва.

А на детях моих лежит крест вины, крест войны, крест мира.

Я гляжу из солдатских рук, словно птица в ладонях детских,

на столичную мишуру влажным взглядом переселенца.

Разглядите во мне себя, в шурф зрачков моих загляните:

не о хлебе моя мольба, хлеб найдется… но рвутся нити.

Равнодушно вершит судьба цикл привычный, и мир вернется,

и осядет печаль-журба горьким ядом на дне колодца,

и изгнанников череда возродится из пепла судеб.

.Лишь бы только не шла вражда

рука об руку с нами, люди.

Сепаратизм: найти виноватых

Обвинения. Порицание. Выводы, сделанные на основании «прописки». В Украине третий год идет вооруженный конфликт, со свободной территории в оккупированный Донбасс идут колонны, в пекло необъявленной войны следует цвет нации, наши защитники. Их родным, друзьям, даже волонтерам хочется кого-то в этом обвинить. Но до общего врага — России — далеко, ее не достанешь. А пособниками агрессора, «благодаря» отвратительным инструментам, используемым в ходе информационной войны, изобразили нас — жителей Донбасса. Мы-де не остановили, пропустили, и вообще позвали.

Пресловутые бабули, звавшие Путина, в качестве аргумента в затянувшемся споре о том, виноваты ли наши земляки в войне, несколько поднадоели. Такой «аргумент» выглядит уже довольно смешно, однако в том и ужас, что выбран практически безошибочно. Пока я пишу это, перед глазами всплывают события 2014 года — митинги «за Россию» и «отделение», «референдум», опять же. Там действительно было много пенсионеров, и именно эти события широко растиражировали СМИ — как украинские, так и российские.

Но.

Почему же я, пережив захват города боевиками, предшествовавшие ему события и освобождение города украинской армией, ни разу не видела представителей украинских СМИ, освещающий процесс мощнейшей информационной атаки на население со стороны российских и оплаченных Россией профессиональных агитаторов, склоняющих тех же дедушек-бабушек, да и молодежь, к идеям «русского мира»?

Почему сейчас я, моя семья, друзья и другие земляки подвергаются обвинениям и нападкам без права ответа? Какой из центральных украинских телеканалов (возможно, от моего внимания просто ускользнули эти громкие сюжеты) осветил процесс этой грязной агитации, когда ничего непонимающее население, перепуганное слухами вокруг Майдана, методично обрабатывалось негодяями, действующим по кремлевским методичкам?

Пока не найдены — и честно не озвучены — ответы на эти вопросы, обвинения, как и оправдания, звучат глупо и безответственно. Это мое мнение как украинки, видевшей события кровавой «русской весны» своими глазами, а не на экране телевизора.

Обвинения в сепаратизме, объектом которых выбрана одна «целевая группа» — простите, чушь несусветная. Может быть, кто-то не знает, но я готова подсказать: «плохие» и «хорошие» люди расселены равномерно по всей поверхности нашей планеты. Давным-давно «братская страна» стала внушать украинцам, что мы — не народ, да и вообще, неполноценные «люди в веночках». Расколоть страну, направив агрессию против всех сразу, не получилось, и Россия пошла другим путем: разделяй и властвуй. Страх, боль, возмущение несправедливостью судьбы и горечь довольно просто облечь в ненависть, а нацелить ненависть на переселенцев, в чьем доме разгорелось пламя войны, — еще проще.

Всегда пытаюсь понять, чем продиктована направленная на меня неприязнь (такое случается). Если выше перечисленными причинами, тогда это можно излечить только добротой и любовью. Если — желанием уязвить и откровенным хамством, тогда стоит не ввязываться в спор и отойти на безопасное расстояние. Стрессы это последнее, что нужно переселенцам. Такой опыт и простые, казалось бы, выводы, стоили мне двух лет и первой седины в 31 год. Моя мама стала седеть в 48 лет.

Мы живем

И мы живем. Мы работаем, боремся, спешим на деловые встречи и за ребенком в детский сад или музыкальную школу, лежим в больницах и обиваем пороги чиновничьих кабинетов, мечтаем о полноценном отпуске и дополнительном заработке, чтобы не так тяжело было оплачивать арендованное жилье. А по вечерам мы остаемся наедине с собой. И к нам часто приходят они. Воспоминания.

На самом деле мы редко о них говорим, правда ведь? И не нужно. Я думаю, это такое своеобразное жестокое лекарство. Воспоминания ранят, но исцеляют от ненужного груза боли и вины. Самое главное, что каждый из нас должен сказать себе, принимая часть ответственности (а она есть!) за конфликт в нашей стране: «Я не виноват в том, что царек соседней империи вздумал отхватить кусок Украины, где стоит мой дом. Я сделаю все, что от меня зависит, но не буду казнить себя. Потому что. Я. Ни в чем. Не виноват».

Могу поделиться своим воспоминанием, оно не грустное.

Когда я прорвалась в оккупированный родной город, чтобы увидеть родных, о выезде не было и речи. Помню, папа тогда сказал: «Я отсюда никуда не уеду». Мы жарили шашлык, обедали во дворе, играла веселая музыка. Дом, как вечный страж, пел нам свои знакомые теплые колыбельные, успокаивая и охраняя. В этом пространстве, что всегда оставалось неизменно родным и вросшим в самое сердце, ничего не было от ужаса оккупации: тишь, зелень, любовь и уют. А в какой-то момент мы подошли друг к другу и внезапно обнялись: вот так, все вместе. И стояли долго-долго, притихшие, предчувствующие, любящие. Вот она, сама большая ценность: они — есть. Мы есть друг у друга.

Мы есть друг у друга, земляки. И у нас есть Украина. Давайте простим и поймем тех, кто не пережил того, что довелось пройти нам. Давайте порадуемся за них и попросим у них о снисходительности. Потому что слово «мы» должно рано или поздно стать одним для всего украинского народа. Мы-то знаем, почему это должно быть так. Потому что сила только в единстве, в нем безопасность и покой, и защищенность. Единство — то, чего так не хватает сейчас Украине.

Донбасс

Кто-то уже перевернул страницу, связанную с жизнью за линией разграничения, как сейчас принято говорить, — то есть, с жизнью у себя дома. Для кого-то Донбасс «отболел и умер». Кто-то страдает по дому ежедневно и клянет судьбу, лишившую надежного пристанища, родных стен. А кто-то просто ждет. Но Донбасс-то жив, несмотря на то, какие инструменты мы используем, чтобы защититься от действительности, где он обессиленный, больной и растерзанный.

Вернуться на Родину — вот мечта. То есть, пока что это мечта. Я знаю, что вскоре возвращение превратится в отдаленное, но уже назначенное событие. А потом осуществится. Мы с вами обязательно приедем посмотреть на свои дома — или на то, что от них осталось, нашего вот уже фактически нет. Сейчас очень тяжело судить о том, смогу ли я жить в Донбассе после всего, что там произошло, происходит и еще произойдет. Наверное, нет.

Но я прекрасно помню, где моя «малая Родина», и люблю ее, ведь именно она сделала меня такой, сумевшей выжить. Такая маленькая личная победа, ничего не значащая в масштабах Вселенной и Вечности — просто спасти оставшийся отрезок отпущенного времени, о продолжительности которого мне ничего неизвестно.

Один дорогой мне человек с каким-то особым чувством и вкусом умеет говорить фразу о том, что солнце над Украиной должно встать там, где его пытаются погасить — в нашем Донбассе. И я думаю, что это правда. Только через боль познается радость, через страдание — счастье, а через ненависть дорастаешь до любви. Я всем сердцем верю, что так и будет. А вы?

Я часто думаю, моя ли это жизнь — ведь она не выбрана добровольно. Я благодарна судьбе за то, что за два года увидела многочисленные украинские города, которые в прошлом собиралась посетить «когда-нибудь», и, наверное, так никогда бы и не посетила. Сказать спасибо войне было бы кощунством, но произошло то, что произошло: познание своей родной страны началось именно с бегства, боли и ужаса. И сейчас я привыкаю к этой новой жизни, и больше не пытаюсь убедить себя, что «уже давно надо было адаптироваться» или «все уже очнулись, а ты вот нет». Вижу перемены к лучшему, и этого на данном этапе вполне достаточно. Все произойдет в свое время, и когда-нибудь я скажу: «Это моя жизнь, я сама ее выбрала и построила так, как мне нравится». А пока — счастлива тем, что есть.

Фотография сделана в прифронтовом Мариуполе этим летом. Там, где радость и ценность жизни ощущаются с пронзительной остротой. Таких моментов в личной копилке становится все больше, а искренний смех — уже не сродни чуду.

И еще. Вернее, самое главное.

Спасибо тебе, Украина, что дала нам шанс. Справедливо и правильно — постараться просто его не утратить. И это тоже будет еще одна победа. Ну, я имею в виду, перед главной нашей Победой. Которая тоже обязательно наступит.