Последний день оккупации Донбасса и Крыма — анализ футуролога

«Самое противное, что действительно предупреждали», – это мысль не давала покоя, жужжала и материализовывалась прямо посреди комнаты.

Пишет Сулейман Шевченко в “Зоне Крым”.

Уже бывший глава Госсовета Крыма Владимир Константинов рассматривал свое перепуганное отражение в зеркале и размышлял о двух вещах. Первая – как он мог так просчитаться и поставить не на тех. Вторая – как бы напоследок провести последнюю аудиенцию с крымским министром спорта Кожичевой (возраст 30 лет, объём бёдер 115, характер прекрасный). Трёх минут хватило бы. Раньше хватало.

С улицы доносились звуки последнего дня русского мира на полуострове: визги хозяек, у которых бравые казаки отбирали последнее и покушались на сокровенное; рёв техники, направляющейся в сторону портов и Керченской переправы; непонятно откуда накрывшие город звуки украинских песен и издевательские распевы мулл. Симферополь просто на глазах становился Акмесджитом. «Тьфу, нечисть мусульманская. И хохлы ещё наплачутся с этими хизбут-тахрировцами. Те ж даже сала не едят», – дальнейший ход государственных мыслей был прерван ворвавшимся в кабинет главой Совмина Аксеновым. Внешность его претерпела некоторые изменения – гладко выбритая голова и явно приклееные усы не очень маскировали квадратную челюсть и плаксивый рот кретина. Из кармана брюк торчал свёрнутый в трубочку портрет Путина.

– Ну прям Софи Лорен. Серый, ну чего ты ещё тут? Вали живо отсюда, за тобой уже охота идёт. А на хера тебе этот хуй? – Константинов кивнул в сторону трубочки. Аксёнов удивленно посмотрел на свою промежность, а потом, догадавшись, радостно заржал:

– Не хуй, а хуйло, не путай, пан Костянтынив. На память. Да и мало ли что. Остановят в дороге какие-то правосеки-басмачи, то…

– Будет чем подтереться?

– Иди в пизду, – обиделся Аксёнов. – Просто порву. Скажу: «Салам, хлопцы, смотри чё нашёл». И съебусь.

– Нет, Серёнька, не выйдет. Твою интеллигентную мыку любой татарин под паранджой узнает. Просто молись. А где твои корефаны-грушники? Ты ж час назад должен был на их вертолёте вылететь?

Аксёнов, скептически рассматривающий в зеркало вислые усы, придававшие ему сходство с полысевшей от горя кавказской овчаркой, резко развернулся и пнул кожаный пуфик. Работники аппарата Госсовета присаживаться на этот предмет интерьера избегали и называли его «кресло имени Кожичевой». Сам Константинов хитро говорил «очень функциональная вещь».

– Эй, не порти мебель, – взволновался спикер.

– Укропам бережёшь? Или думаешь ещё разик использовать по назначению с министром спорта? Зря, она уже урыла с каким-то молодым метателем.

– Метателем чего? – машинально спросил опечалившийся Константинов.

– Палок! «Чего». Спрашиваешь ещё, – заржал глава исполнительной власти АРК, но вовремя заметив, что коллега начал нашаривать что-то в верхнем ящике стола, сменил тон на сочувственный. – Все они такие, Вовка. Чувствуют близкий конец. А мы с тобой сейчас, сам понимаешь, в центре мишени. Мои друзья с ксивами тоже уже все посмывались, сволочи. Хоть бы один предупредил.

Премьер раздраженно дёрнул себя за ус, который немедленно сполз. Окинув взглядом широкий стол, он нашёл тюбик канцелярского клея и стал восстанавливать маскировку.

– Вот всем был нужен Аксёнов, когда им блядей надо было куда-то тут селить, пока жены на Мальдивах, – продолжал он, параллельно обмазывая тусклой белёсой жидкостью губу, вызывая у собеседника еле уловимые ассоциации с министром спорта. – Или там земли дать к прибою поближе. Или поохотиться на дельфинов. А как сказало Хуйло «уходим», все в момент исчезли. Ну ничего, мы ещё…, – ус упорно на российском клее держаться не хотел. Премьер его с силой прижал, но подлая китайская шерсть всё равно отвалилась. Аксёнов в отчаянии плюхнулся на пуф и некоторое время тупо рассматривал немытый пол. На глазах появились настоящие слёзы. – Ну скажи, как так произошло?

Константинов помедлил с ответом, думая про себя, что кличка «Гоблин» для него слишком героическая. Лучше было бы «Гнус». Или «Хмырь». Или «Шнырь». Мерзкая харя, как раньше не замечал.

– Спрашиваешь, как? Отвечаю. Сначала нас наебали с независимостью. Потом с автономией. Потом с деньгами, водой и электричеством. Потом с зарплатами и ценами. А мы с тобой помогали им пиздеть, что всё прекрасно и мы богатеем день ото дня. А почему? А потому. Думали ж, что Россия на подъёме и всех победит. И что Путин знает, что делает. А он оказался такой же полоумный мудак, как и все, кто сидит в Кремле.

Спикер наслаждался своей ранее небывалой смелостью. Ещё неделю назад за такие слова он максимум через час уже висел бы в подвале на Франко,13 и давал признательные показания про работу на киевскую хунту. Но неделя оказалась самой богатой на события в жизни не только крымчан.

После первых голодных погромов в Поволжье, Сибири и Приуралье казалось, что обычный русский бардак быстро будет придавлен силовиками. Но хвалёные перекормленные силовики куда-то рассосались. Кто-то из них сам был недоволен, что в магазинах вдруг пропало всё. Кто-то понял, что Майдан в России будет пожёстче, чем у мягких по характеру хохлов, и вовремя залёг. А кого-то – чёрт его знает, может, и правда – купил проклятый Госдеп. Поэтому антиправительственные митинги в Москве мгновенно набрали миллионы участников. Тут и оказалось, что яиц, о которых так любил шутить великий лилипутин, у него и не было. Судьба Чаушеску и Каддафи стала настолько популярной темой для разговоров в каждой русской семье, что даже до неумного самовлюблённого кагебиста дошло, что надо выбирать. Или жизнь в алтайских бункерах, где тебя за деньги ЦРУ всё равно найдут бандеровские сволочи, или молодчики Саакашвили, или сирийские игиловцы, или правоверные дудаевцы, или черногорские спецназовцы… да мало ли. Или надо делать судорожные движения, глядишь, и прокатит. Выбрал движения. Так начался конец.

И понеслось. Сначала Украина вернулась на Донбасс. Не успели собрать кости Захарченко после случайного взрыва  мусоропровода, как уже первые экипажи ОБСЕ в сопровождении хунтовских бетеров выехали на границу России. Повальное бегство бурятов с шахтёрскими трактористами сопровождалось вялыми перестрелками с танковыми колоннами «российских добровольцев», которые день и ночь пёрли на восток, загруженные телевизорами, тряпьём и вырванными с мясом кондиционерами. То, на что, казалось, нужны месяцы и годы, закончилось за три дня. Войска ушли, неандертальцы побросали железо и гурьбой растворились за горизонтом, на улицах от ДНР-ЛНР не осталось и воспоминаний. Горловские боевые бабки, не дожидаясь новой власти, развесили сине-жёлтые полотна на каждом столбе. За ночь каждый забор Донбасса был покрыт изображениями Порошенка, Бандеры, Турчинова и почему-то Оксаны Сыроид. При въезде в Донецк на стеллу  с названием города коммунальщики торжественно водрузили мягкий знак. Репортаж с места события вёл корреспондент «Лайфньюз», который срывающимся от восторга голосом вещал: «Свершилось восстановление исторической справедливости, город обрёл прежнее гордое наименование -ДОНЭЦЬК». Тело корреспондента на следующий день было найдено повешенным на мягком знаке въезжающими в город военнослужащими ЗСУ. В городе Донецке на площади Ленина, срочно переименованной в майдан Шухевича, Верховного главнокомандующего Украины встречала вся городская элита в вышиванках с огромным транспарантом «Слава воїнам АТО, слава Україні». Горячие головы с числа организаторов предлагали во время церемонии встречи устроить ритуальное жертвоприношение Ходаковского, но украинская сторона воспротивилась. Бывшего командира батальона «Восток» решили подарить перевязанного сине-жёлтыми ленточками Ринату Ахметову, а при жертвоприношении ограничились Гиви. На церемонию жертвоприношения Гиви собралось на 10 тыс. народа больше, чем на похороны Мотороллы, что, по мнению журналистов телеканала «Россия24», свидетельствовало о «возрастающем гуманистическом потенциале жителей Донбасса». Съёмочная группа в полном составе в тот же день куда-то исчезла. Озабоченная её судьбой организация «Журналисты без кордонов» прекратила поиски после найденной в отеле записки «Прощайте все, кого оклеветали. Нам больше не придётся вас дурить». Следствие пришло к выводу, что журналисты испытали одновременное глубокое разочарование в профессии и подались в монастырь, предположительно, в Тибет. Найденные там же в номере 18 выбитых зубов и многочисленные остатки биологического материала, напоминающего мозги, не были следствием взяты во внимание, как несущественные. Ходаковского тоже больше не видели. Лишь чуть напуганные ветераны труда потом рассказывали, что видели привидение, которое замогильным голосом сообщило: «А последние слова РиЛе были: «Мы о чём с тобой, сука, договаривались». Но поскольку призрак явился аккурат после чествования Дня захисника Украины, то всё списали на некачественный контрафактный алкоголь.

Дальше за двое суток россияне оставили Приднестровье, Абхазию, Южную Осетию и, что всех потрясло, Чечню. При этом последняя в президентском указе именовалась Ичкерией. Эвакуация оккупантов и массовый исход коллаборантов буквально оказался сюрпризом для всех. Ошеломлённая Хиллари даже отреагировала заявлением о возможном начале новой эры двусторонних отношений, «без дураков и подлости». Дураки и подлость на следующий день отметили заявление фуршетом в Кремле и патриотической акцией «Нет, мы империя добра, а не империя мы зла.»

Потом случилась непонятная чехарда в Москве. За одну ночь были арестованы Зюганов, Жириновский и Шойгу. Последнего обвинили в шаманизме и торжественно сожгли на Красной площади. Кадры с изображением курсантов-суворовцев, старательно подбрасывающих хворост в костёр под несчастным, облетели весь мир. Потом вообще началось немыслимое: за день был снесён мавзолей, разогнаны Госдума и Синод православной церкви, ликвидированы Военно-космические войска. Формулировки, объясняющие эти решения, потрясали посконное воображение – «шарлатанство», «педофилия», «очковтирательство» и одно на всех «разворовывание государственных средств». Дальше – больше. С чисто русским размахом был проведён ленинопад и декоммунизация по всей России, во время которого реку Лена сгоряча переименовали в Путя. Сошедшего с ума в прямом эфире Соловьёва триумфально заменил диссидент Познер. Он всем снисходительно объяснил, что предыдущий «режим бесноватых Шойгу и Кирилла» был по сути антироссийским и направлен против общечеловеческой цивилизации. Лидером которой остаётся Путин. Американский акцент телекорифея при этом стал ещё более выразительным, а зубы ещё дороже. Произошла смена состава национал-предателей. В их стройные ряды за ночь попали сионист-мафиози Кобзон, проститутка-мазепинка Матвиенко и проститут-иезуит Михалков. Его брат Кончаловский был интернирован карабинерами на родину и сослан в Сызрань. Публично было диагностировано слабоумие сразу у нескольких врагов народа – Лимонова, Проханова и Марии Захаровой. При чём, в отличии от первых двух, под заключением дипломатки подписался цвет московской медицины. Её шеф Лавров взял бессрочный отпуск и поехал в экскурсийный тур «Дорогами Пржевальского». Венчало этот беспредел разоблачение ФСБ сразу нескольких заговоров: «министров-булимистов», «прокуроров-клептоманов» и «журналистов-скотов». По последнему делу были изъяты все узнаваемые лица телевизионных пропагандистов и скоморохов. В эфир вернулись Шендерович и Троицкий, которые с непривычки щурились с экранов и некоторое время лепетали, что с Крымом «всё не совсем однозначно». Но новый премьер Гарри Каспаров это всё мгновенно прекратил. Пошла волна массового покаяния.

С этого момента всё стало ясно. Дни русского Крыма были сочтены. Начались звонки на материк и массовое вольнодумство. Внешне туповатые отставники, массово заселившиеся на полуостров, неожиданно начали демонстрировать непонятно откуда взявшийся интеллект и потянулись один за другим на малые родины под разными предлогами. Откуда-то появились укропские оборотистые риэлторы, пачками скупавшие козырную недвижимость за копейки. Крымские татары, которых уже год не видели в городах, стали толпами ходить по центру тротуаров, внимательно заглядывая в глаза перепуганных прохожих. Крымские военные и ФСБешники из перекрасившихся предателей спешно искали старые контакты в Украине, чтобы оказаться полезными для старой-новой Родины шпионами. Местный теле- и радиоэфир мгновенно забили саморазоблачения, массовые извинения перед Украиной и бескомпромиссные обвинения в адрес «кремлёвских авантюристов». Поражали не так формулировки, как скорость трансформации вчера ещё верных путинцев. Понаехавшие россияне стали без особых вопросов паковать манатки и молча выезжать. Стало ясно, что весь процесс уложится в несколько дней. Крым готовился к возвращению.

Константинов клацнул пультом новенького телевизора. С огромного экрана в надцатый раз лилась «историческая речь президента Путина по Крыму». Узкая крысиная морда, кося глазом на лацкан своего пиджака, к которому был прикреплён сине-жёлтый бантик, вдохновенно вещала о единстве духовных уз славянских народов, великодушии и о том, «чего только в семье между родственниками не бывает». Аксёнов вскочил и заорал:

– Выключи, я прошу, на хер. Ей-богу, увижу когда-то суку, придушу нахуй.

– Не бось, не увидишь. Там уже очередь на сто лет вперёд.

– Нет, Вован, ну как так можно? Сколько людей наебать… А мы из-за него скольких наебали? Как я людям буду в глаза смотреть? – Аксёнов нацепил на нос солнцезащитные очки, закрывающие пол лица, бросил на себя довольный взгляд в зеркало и мотнул головой. – Короче. Я погнал. Через час буду на переправе. Там, правда, говорят пиндец полный.  Ну как-то пролечу. Ты со мной?

– Нет, Серёга. Ещё не всё закончил. Слушай, – спикер нерешительно запнулся. – Давно хотел спросить. А чего тебя «Гоблином» назвали?

Аксёнов приосанился: – Потому что сильный и не-у-би-ва-е-мый! Ладно, давай, до встречи.

Бывший председатель правительства схватил дорожную сумку, набитую чем-то бумажным, и стремительно вылетел с кабинета. Константинов проводил его печальным взором и потянулся к мобильному.

– Ало. Слава Украине. Арсений Петрович, це Константинов. Всэ, адиозный полэтив на Керч. Зустричайтэ. Ну, как говорится, собаке собачья… Та отож. Всё, очень на вас рассчитываю. Да пабачення.

В кабинет зашла девушка-референт с портретом президента Порошенко и подсобный рабочий с украинским флагом и молотком.

– Владимир Андреевич, а когда надо будет это повесить?

Экс-спикер задумчиво изучил стройные ножки сотрудницы и вздохнул:

– Вчера, Оленька, вчера.

С телевизора бодренько лилось «І все буде добре у кожного з нас».