Учитель физкультуры, защищавший Украину на Донбассе, рассказал, как менялось отношение местных к украинским военным

Отношение изменилось после того, как боевики стали население обстреливать, когда в январе 2015 года Мариуполь обстреляли - это был один из факторов. Ну и второй - это общение с военными, когда люди просто узнали их лучше. Даже на украинском стали говорить.

Учитель физкультуры Трускавецкой школы №1 Юрий Белов вернулся из АТО год назад, и в ответ на мое предложение рассказать о своей службе на Донбассе сказал: "Сегодня уже могу говорить, а год назад не согласился бы на интервью. Тяжело это очень - вспоминать пережитое на войне… Спасибо моим ученикам, только благодаря им смог вернуться к обычной жизни" , пишет Елена Колгушева на сайте "Укринформа".

Юрий родился в небольшом рабочем городке Стебник, что на Львовщине. Мама из Стебника, уезжала на учебную практику в Узбекистан и там познакомилась с папой - он русский, но родился и жил в Фергане. Потом отец приехал в Украину и остался здесь навсегда. В семье говорили и по-украински, и по-русски, так что Юрий легко переходит с одного языка на другой.

Родился 12 апреля 1973 года, в День космонавтики. Говорит, потому и назвали Юрой. Работает в одной школе с 1995 года. Семья - жена и две дочки, 1998 и 2003 года рождения.

- Школа, уроки физкультуры - это, конечно, мое. Это мне нравится, это то, что я могу делать и люблю. Ездил в Португалию, работал там и на строительстве, и в отеле... Но, конечно, приятно работать там, где хочешь, где умеешь, и делать то, что получается.

Сам я школу закончил в 1990 году, а в 1991 - пошел в армию. Тогда фанатично уже занимался спортом. Служил по 1993 год в Севастополе в бригаде морской пехоты. Потом это мне пригодилось, конечно. Те навыки, которые тогда получил в армии.

После армии я закончил в Ивано-Франковске техникум физической культуры почти с красным дипломом, пошел работать в школу и поступил заочно во Львовский институт физкультуры.

К слову, в 2003 году уже с семьей - женой и двумя дочками, ездили к морю, в Севастополь. Очень хотелось там побывать, вспомнить места, где служил. На то время из бригады морской пехоты там был уже полк морской пехоты, и я заметил тогда - у военных была наша форма, а шеврон - российский. То есть российские войска - полк морской пехоты дислоцировался на территории Украины, и в нем служили военные из разных уголков России.

- Как вы оказались в АТО?

- Когда начались те события после Майдана - оккупация Крыма, военная агрессия в Донбассе… Из рук все валилось. Психологическое состояние было таким... ну, понимаете, как у каждого украинца. Переживал. Сначала из-за новостей по телевидению, интернету, а потом и реальной жизни - когда стали привозить к нам "груз 200" - к знакомым, и даже друзьям. Сердце разрывалось.

Хотел идти добровольцем и, честно говоря, втайне ждал повестки. Я был давно настроен. Жена видела мое внутреннее состояние и чувствовала все. Я много раз говорил - хлопцы идут на войну простые, неподготовленные, а я прошел армейскую школу. Как бы то ни было - что-то из военных навыков помнил, умел. И, когда эта повестка о мобилизации пришла, у меня немного отлегло от души. В 2014 году мне был 41 год. Повестка пришла в конце лета, когда в школе готовились к новому учебному году.

С другой стороны, я себе не представлял - куда попаду, что это такое. Одно дело на учениях и совсем другое - когда попадаешь на войну.

Прошел медосмотр, и отправили меня в Мостысский пограничный округ на украино-польской границе. Там формировалась пограничная отдельная боевая комендатура. Это была первая такая комендатура - 150 человек готовились в АТО. Месяц мы там проходили подготовку, достаточно хорошую. Нужно было вспомнить все, что умел в армии, научиться новому. Командиры у нас были десантники, которые имели опыт и прошли военные испытания. Многому они нас научили. Было, конечно старенькое, боевое оружие, но было.

Больше было проблем с техникой, на которой мы отправлялись на восток. Обещали два БТРа, но их дали только уже в Бердянске, дали даже четыре, но два из них проехали 100 метров - и заглохли. Автомобили тоже были старые, глохли. Из-за постоянных поломок техники добирались мы на место нашей дислокации дольше, чем должны были.

Нас, подготовленных в учебке, кстати, на последней аттестации комиссия из офицеров перед отправкой на восток прямо спрашивала: может, кто не готов идти воевать, может, есть какие-то семейные причины. Даже на тот момент можно было отказаться от отправки на Донбасс. Но никто не отказался, все 150 человек поехали - младшему из нас было 20 лет, а старшему - 55. Все из Львовской области. Большинство, конечно, семейные, с детьми.

- Какими были первые впечатления?

- Ехали на место дислокации колонной на обычных грузовых машинах, приехали 1 октября 2014 года. База наша находилась в поселке Сартана под Мариуполем. Уже были слышны залпы, автоматные очереди. Сначала нас поселили на базе, а потом развезли по блокпостам, которые располагались в полях.

Конечно, когда приехали, почувствовали - совсем другая атмосфера, другой климат. Первое сильное впечатление было от нашествия полевых мышей. Такой тучи их я не видел раньше. Ты, например, ложишься отдохнуть в спальник, а они по тебе ползают. Ну, буквально на каждом квадратном дециметре их там штук 10, ловить их - бесполезно. Однажды ночью товарищ в спальном мешке рядом кричит мне: "Юра, бей!". "Что бить?". "Спальный мешок бей! Мышь залезла!". Оказалось, к нему в мешок мышь залезла и за палец укусила до крови. Он, видимо, сало перед этим ел, мышь услышала запах и грызанула.

Ну, и холодно еще было. Я в Севастополе когда служил, знал, что такое ветры, холод. Но здесь, на востоке, просто катастрофа. В октябре еще было тепло, а под конец месяца так резко начались ветры, дожди, что та вода, которая была на нас, замерзала тонким слоем льда. У нас были непромокаемые плащи, но они покрывались льдом. Я с тревогой думал, какая же здесь будет зима. Погода там очень переменчивая, даже когда зима началась - вот выпал вроде бы снег, хорошо, а на второй день - уже болото, все растаяло, ветер разнес.

Вот такими были мои самые первые впечатления. Не военные, но... Шок. Мало того, что холодно, погодные условия сложные, да еще и мыши, которые грызли нас.

- Каким было оснащение у вас, вооружение?

- Сначала нам дали по автомату и по два рожка патронов всего-навсего. Так что, если бы какая-то бронетехника на нас пошла, отбиваться нечем было бы. 

Спустя две недели после прибытия мы на блокпосту имели почти все из вооружения. Но не за счет государства... Были гранатометы, гранаты.

Конечно, на то время насчет беспилотников мы проигрывали сильно. А вражеский беспилотник всегда был знаком серьезного артобстрела. То есть, если на одном месте крутится - именно туда будут палить, накрывать нашу позицию.

С тепловизорами тогда у нас была катастрофа, у нас их было всего два. Правда, там такие туманы иногда - за 10 минут такой сильный туман опускается, что за 3 метра ничего не видно, прибор ночного видения бесполезен.

Конечно, когда я домой вернулся, увидел технику нашу военную на параде в Киеве - такого я там, на Донбассе, не видел.

Мы приехали из учебки под Мариуполь 1 октября и до 14-го, до Покрова, не знали фактически, что такое война. Стреляли где-то далеко, и мы даже думали, что, может, уже все заканчивается.

Но на праздник - на Покров (14 октября) мы поняли, что приехали на войну. Начался артобстрел. Взрывы были все ближе и ближе, уже и по нашей базе гасили, там, где Сартана, а база от нашего блокпоста была тогда где-то километра 2-3.

Мы дежурили по очереди и отдыхали там же, на блокпосту. Там были траншеи в поле, выкопанный блиндаж. Сами мариупольцы нам помогали их строить, перекрыто было все плитами, замаскировано.

И каждую минуту мы старались отдохнуть, потому что тяжело 6 часов отстоять... Мы ведь укреплялись еще, так как бетонные плиты - это мало. То есть, отдыха было час-два...

Я был командиром отделения и командиром взвода. Ребята - все из Львовской области, потом к нам приезжали и вместе служили парни из Одессы. На моем блокпосту было 15 человек. Наша задача - удерживать позиции, несмотря на обстрел.

Кстати, нашу отдельную боевую пограничную комендатуру мы назвали "Скеля". У каждого из нас был свой позывной. У меня сначала был позывной "Белый" от фамилии Белов, но этот позывной не прижился. Потом был "Физрук", так как знали, где я работал. А в конце за мной закрепился позывной "Тренер".

У нас, слава Богу, все приехали живыми. Со всей нашей боевой комендатуры - все 150 человек вернулись домой живыми. Раненые были, но не "200-е". Это благодаря нашим офицерам-командирам. Особенно нашему старшему - мы его звали "Батько Петрович", и он, конечно, профессионал.

Вообще, все так складывалось, что нужно было по максимуму включать и голову, и умения. До первого обстрела - как-то случай был: мы на огне себе готовили ужин. Подъехала к нам машина, из нее девушка в военной форме нам говорит: "Братишки, что же вы делаете? Один расчет миномета, один снаряд - и вас не будет. Костер виден издалека". Мы костер тут же потушили, и остались без ужина.

Потом с волонтерской помощью нам доставили буржуйки, которые мы ставили в блиндаже и там готовили на дровах. Определяли между собой - кто умеет более или менее готовить и сами управлялись.

Когда начинался обстрел ночью, свет, конечно, не включали, все быстро одевались и разбегались по своим позициям - и на блокпосту, и возле, все свои места четко знали. Работали слаженно, адреналин помогал (улыбается).

Да, после 14 октября обстрелы были очень частыми, иногда месяц - каждый день, затишье потом два-три дня, максимум - до недели, когда слышны были только автоматные очереди.

Если поначалу мы даже не понимали, стреляли наши, или в нас, то потом научились распознавать. Чувствовали, что по нас лупят из нового оружия, по звуку слышали. В основном по нас работали "Грады" противника и самоходные артиллерийские установки (САУ), очень страшная вещь.

Спасибо, конечно, Богу, который нас охранял. Даже был такой случай - парень во время артобстрела (была дана команда "воздух"), ну, в общем, был в бронежилете - спереди и сзади - бронелисты, а по бокам у него вервица - на ленточке иконка Божьей Матери. Когда он бежал, эта вервица с крестиком оказалась в свободной зоне на боку, и осколочек попал в этот медальончик. Парень остался живым. Как здесь не поверить в Божью силу?

В наш блокпост, слава Богу, прямых попаданий не было, хотя по Сартане их хватало, да. Обстрелы, в основном, ночью, и тогда, когда не было ОБСЕ. Мы знали - если ОБСЕ есть, значит, будет затишье немножко, хоть пару часов.

- Каким был ваш быт на блокпосту, как снабжались водой, продуктами?

- Мы брали воду в поселке Мирном, недалеко от нашего блокпоста. Никто из наших не мог привыкнуть к местной воде... Вот люди у нас кофе любят, они утром вставали - должны кофе выпить. А он из той воды, ну, никакой! Поэтому мы ждали, когда волонтеры привезут нам из криницы водички, мы знали своих волонтеров и доверяли этим ребятам, спасибо им большое.

С личной гигиеной на блокпосту, конечно, тяжело. Воды мало, особенно питьевой. А на помывку нас вывозили в Мариуполь, на один из металлургических заводов, в рабочие души в цех - 4-5 душевых. Вода теплая - хорошо, но обычно - или очень горячая, или холодная, тоненькая струйка воды, но и это хорошо - немного сполоснулся, и уже счастлив.

Проблемы были с питанием. Волонтеры привозили нам сало... Нам еще выдавали сухпайки. Та тушенка, которая входила в них - это просто катастрофа: ничего не пережевывалось, глотали ее насильно, чтобы насытить организм. В сухпайке, кроме тушенки, были мед, чай, галеты. Вот галеты вкуснее, чем при Союзе, но мясные консервы - это просто издевательство над желудком.

- Какие волонтеры вам помогали?

- Волонтеры были наши, из Мостиск Львовской области приезжали, привозили дерево, из которого мы делали укрепления, разжигали буржуйки. Ведь когда дрова заканчивались, приходилось самим выходить и рубить посадки - акации, от которых раны на руках оставались.

Были и мариупольские волонтеры. Среди них - дядя Володя, мой прекрасный друг, старше меня. Он много чем помог, с буржуйками, например. Приезжали женщины-волонтеры, перестирывали нам форму. С питанием очень помогали местные волонтеры.

Еще нам волонтеры помогли бэушный телевизор купить...

- А что можете сказать о местном населении?

- Сначала местное население к нам очень агрессивно относилось.

Иногда мы ездили в поселок Мирный покупать минеральную воду, и там приходилось слушать от местных разные вещи. Было всякое - и проклинали, и говорили: "Зачем вы тут?" Я думаю, в то время люди просто не понимали многого.

Запомнился мне такой случай. Приехали мы в очередной раз в Мирный, люди стояли в очереди к банкомату, а рядышком - киоск. Мы воду закупили и стояли у киоска, покупали кто что. И вот подходит ко мне маленькая девочка лет пяти. Что-то мне сказала, я не понял что, а потом начинает бить меня кулачком. Конечно, ее кулачок - не удар для меня, но обидно стало очень. Я просто вижу агрессию ребенка. И самое главное, вся очередь, все кто стоял, довольно стали смеяться и приговаривать: "Вот молодец! Вот умничка, доця!". Вот это убило. В голове крутилось: "Боже, что творится! Чему вы радуетесь? Мы же вас защищаем. Почему вы так?"

Хотя мы понимали, что людей ведь долгие годы до этого против нас настраивали, "бандеровцами" пугали, российская пропаганда работала...

Я вам показательный случай расскажу. Отдыхал я после дежурства на блокпосту, а тут будят меня ребята с другой смены: "Юра, ты же работал в школе, знаком с педагогикой, детской психологией, помоги, мы пацана поймали - корректировщика огня, а он плачет, успокоиться не может. Успокой его, он же ребенок, к нему подход нужен". 

Пошел я с ними разбираться. А корректировщиком оказался ученик 9 класса одной из мариупольских школ. Рыдает просто истерически. Ну, как-то мы вдвоем с начальником моего блокпоста его успокоили. А то совсем у него был шок, не мог слова сказать. Но как только мальчишка стал говорить, так шок был уже у нас. Первое, что он у нас спросил: "Вы меня не съедите?"

Это что же должно сидеть у ребенка в голове? Хотелось и смеяться и плакать - что творится! Стали его расспрашивать - он шел по позициям, заносил данные в блокнот, а рядом, метрах в 30 разрывались снаряды, шел артобстрел. "Ты не боялся?" - "Боялся". Выяснилось потом, что он детдомовский, приемный у неродной матери, семья неблагополучная. Ему в школе предложили - кто-то из старшеклассников - "заработать" две тысячи гривен - "иди, мол, посмотри туда, там блокпост, там их уже нет, но если найдешь трупы, запиши, сколько их и какие у них позиции были". И вот он там рисовал сам себе что-то - треугольники, крестики, их интересовали наши позиции, как окопы расположены... Он с окраины Мариуполя пришел, до нас больше двух километров было. Когда уже разобрались, поговорил он с нами, успокоился, перед уходом сказал: "А можно я к вам еще приду?" Мы уже смеялись, привели ребенка в чувство. Сказали: "Приходи, но только тогда, когда все закончится".

Я так думаю, что те, кто его посылал, наверное, были уверены, что они нас хорошо накрыли, мало кто остался живым. Пусть, мол, глянет. Выживет - ладно, а не выживет... Нас потом за этот случай наградили грамотой. 

К слову, пару раз ловили мы и взрослых людей - корректировщиков огня.

- Менялось ли как-то отношение к вам местных со временем?

- Конечно. Месяца через четыре, в феврале, мы за водой по-прежнему ездили, - отношение к нам со стороны местных стало уже совершенно другим. Уже совсем другие эмоции были. Помню, какая-то бабушка из последнего, из своей пенсии предлагала нам деньги. Даже не знаю, сколько она держала в руках, и кому-то из моих солдат пыталась отдать. Со слезами на глазах просила взять. Но мы ее успокаивали, что нам не нужны деньги. И это было там же, в поселке Мирном, буквально на том же месте! Вот как люди изменились! Подходили местные к нам - кто чесночок, кто лучок пытался сунуть, в основном, пожилые женщины.

Процент местного населения, который уже был за нас, за Украину, стал очень большой, вырос на глазах. Отношение к нам изменилось после того, как боевики стали население обстреливать, когда в январе 2015 года Мариуполь обстреляли - это был один из факторов. Ну и второй - это общение с нами, люди нас просто узнали лучше. Даже на украинском с нами стали говорить.

Помню, на Рождество и наши, и местные волонтеры очень много нам продуктов привезли, все было, даже мандарины, апельсины, печенье. И мы тогда тоже делились - просто в школу отдавали, и в Мариуполь ездили в школу, в детский дом отвозили продукты. Так что, отношение поменялось у местного населения к нам кардинально.

Ребята мои мне завидовали, что я свободно по-русски говорю. Во-первых, это потому, что папа мой русский, в семье был разговорный, в основном, украинский, но папа и на русском говорил. Ну, и в школе русский учили. Да мне и нравится русский язык, только литературный, а не тот, где нецензурные слова.

Мы беседовали часто с местными. Вспоминали многое: как выступали вместе в спортивных командах. Говорю: "Где же ваш "Шахтер" сейчас? Убивают вас, режут, бьют сейчас?". Вот такие дискуссии вели. Вспоминали, как все за Украину болели на футбольном чемпионате Евро-2012…

А вообще население там небогатое... В Сартане нет двухэтажных, как у нас здесь, на Западной Украине, домов. Мне поселок Сартана казался каким-то дачным районом - хатки такие... более бедные. Как будто в фильм попадаешь. И солнышко вроде бы светит одинаково, но там серо-коричневое все, у нас здесь - цветное. В общем, все другое…

- А диверсионные группы случались? Были вылазки с той стороны?

- Случались. Слава Богу, удавалось отбить. Из моих ребят никто в плен не попал. Ранения, конечно, были, отправляли в Мариуполь в госпиталь.

- Какая атмосфера среди наших бойцов, кто был с вами в одних окопах?

- Было у нас настоящее братство, я стал еще больше гордиться, что я украинец. Хотя случалось разное, конечно. Было однажды, что я ударил своего побратима, который во время определенных действий повел себя неадекватно и мог попасть под пули как вражеские, так и наши. Не выполнил правильно команду, может быть, им руководил страх, поэтому пришлось с ним поговорить немного по-мужски. Хотя после этого он меня благодарил даже, говорил, что я ему жизнь спас. Но служили мы очень дружно. Это меня даже немного удивляло.

- А связь с домом у вас была?

- Да, мобильный телефон. Позвонил - выключил. Я прекрасно понимал - не дай Бог, не позвоню домой в течение недели - это все. Вопросов, конечно, из дома было много, но ответ один - все нормально. Нельзя было говорить, все ведь прослушивается.

Жена и дочки больше меня переживали, и перенесли больше.

- Скажите, а в России родственники у вас есть?

- У папы только одна его старшая сестра, общается. У меня есть двоюродные сестры, братья в России - в Питере две сестры живут, брат двоюродный в Амурской области.

С двоюродной сестрой в Питере я долгое время поддерживал отношения. Компьютер появился - общались по скайпу, в "Одноклассниках". И вот, когда я пошел на войну, она такой бред несла… Я просто прекратил с ней общаться. Написал, что поехал на войну и что буду, скорее всего, убивать так называемых "братьев". После этого - всё...

Обидно, что многие люди из России были здесь у нас, на Западной Украине, видели все и такое теперь... Как будто мертвецы поднялись здесь и теми "бандеровцами" пугают их. Хотя они правдивую историю о том же Степане Бандере не знают. Просто украинцы всегда, как любой народ, пытались жить свободно, не хотели быть рабами.

- Когда вы вернулись из АТО?

- В марте 2015-го, но дослуживал на границе. То есть, с 1 октября 2014 года был под Мариуполем, 9 марта ротация была, уехал дослуживать на украино-польскую границу в село Боберка на речке Сян. И служил еще полгода. Всего отслужил год и демобилизовался в августе в 2015 году, вернулся в школу.