Ровно два года назад, 6 апреля 2014 года, сепаратисты захватили здание СБУ в Луганске. Боевики получили арсенал оружия. Это было их первой крупной удачей. С тех пор "луганское СБУ" стало форпостом сепаратистов, всегда вызывая ассоциации со словами "предательство", "пытки", "подвал".
ONLINE.UA продолжает серию интервью с участниками тех событий. Сегодня наш собеседник — луганская журналистка Яна Осадчая.
— Яна, я не жил в Луганске в то время, когда события обострились, стало понятно, что, в конце концов, сепаратисты возьмутся за журналистов, правозащитников. Так и вышло. В Луганске стали захватывать государственные здания, вывешивать "триколоры", избивать демонстрантов. Вот что ты ощущала, когда стало понятно, что никто в Луганске отстаивать власть не собирается?
— Ощущение того, что в городе происходит что-то странное, возникало еще задолго до Майдана. Каждая сессия облсовета, где председатель Голенко (глава Луганского облсовета Валерий Голенко, — ONLINE.UA) разжигал ненависть, все эти передачи по областному ТВ, где рассказывали о бандеровцах и "особом донбасском характере".
Яна Осадчая
Но самые сильные чувства у меня всегда были на 9 мая. Этот праздник, особенно в детстве, был для меня очень важным. Традиция была такая семейная — мы с дедом, инвалидом войны первой группы, незрячим, каждый год ходили на парад. Дед ждал этот день — бабушка утром прикрепляла ему к пиджаку награды, и мы отправлялись в центр города. Так что предубеждений к этому дню у меня быть не могло. Но последние лет 5 его отмечали в Луганске так, что казалось, будто это не день памяти о той войне, а подготовка к новой. Да, как раз тогда начали появляться все эти георгиевские ленты, а вместе с ними — антиукраинский дух, витавший на площади. Ясно, что эти мысли отгонялись, и серьезно никто не думал, что такое случится...
Разве что такие товарищи-маргиналы, как Бобров и Кривобоков (Глеб Бобров — луганский пиарщик и писатель, после захвата Луганска возглавил местный "союз писателей"; Владислав Кривобоков — луганский бизнесмен, сторонник Евразийского Союза — ONLINE.UA) выпускали в свет книги и ролики о том, как восток Украины воюет с западом и с НАТО. Над этим все смеялись. Я, помню, удивлялась, как Бобров просил меня написать отрицательную рецензию на его утопическую книгу... Теперь понятно, что все это раздувалось, готовилось задолго до событий на Майдане. И потому, когда говорят, что беспорядки на востоке были спровоцированы свержением Януковича, говорят умышленно неправду. Луганск обрекли на войну еще тогда, когда поставили в центре памятник "жертвам ОУН-УПА". Список "жертв" был настолько мал, что на гранитной плите осталось пустое место. А свято место пусто не бывает.
Потому с 2004-го года как-то хотелось этому противостоять, остановить, что ли. Но, увы. Это было не в наших силах.
И грянул, наконец,2014-й. Началось все внезапно. В Киеве еще стоял Майдан, февраль был. В Луганске было холодно очень, мороз сильный. И в центре города вечерами собирались группы людей. Одни были за Майдан, другие — за "Беркут" и антимайдан. Так вот, группы людей с обеих сторон были одинаковые. Были дискуссии. Но никто не дрался. И милиция старалась столкновений не допускать.
Постепенно страсти накалялись, да. Но все равно не верилось в серьезные какие-то потасовки. Я тогда работала редактором городского сайта 0642. Все эти события отслеживали. Как раз на работу нового журналиста взяли — Женю Спирина, это был его первый опыт в СМИ. Сейчас успешно трудится в Киеве. Бесстрашный хлопец такой был, боевое крещение тогда прошел. Ходил фотографировать поезда с титушками, которые на Киев ехали. И дежурил на митингах каждый вечер. Тогда уже стремно было. Женя отзванивался после мероприятия — все ли с ним хорошо. Иногда и я ходила. Сторонники антимайдана на фотик по-разному реагировали. Помню, как на меня набросился какой-то тип в казацкой форме, камеру хотел выбить...
Снимала я ночью и первую кровь в городе. Страшно было, реально, потому что уже в Киеве были жертвы. Прогуливались мы с товарищем и его женой по городу, смотрим — возле ОГА полно подростков с палками и в масках. Жена друга испугалась и увела его. Я осталась. И смотрю: идет к ОГА другая толпа — сине-желтая. Тоже с палками, в балаклавах. И пошла толпа на толпу. Антимайданщиков больше было. Кстати, это тогда областная власть ждала "правосеков" — колючая проволока в фойе была и доски. Ну, вот в тот день и дождались. Правда, это были не "правосеки", а местные — люди "бизнесмена из 90-х" Серпокрылова. Его после этого провокатором назвали. Так вот, в тот день как раз первая кровь пролилась. Дымовые шашки бросали и из автоматов стреляли, раненые были.
Уже когда людей Серпокрылова типа прогнали, к ОГА приехали Ефремов и Пристюк (Александр Ефремов, тогда глава фракции Партии регионов в Верховной Раде, Владимир Пристюк — руководитель Луганской ОГА, — ONLINE.UA). Они там громко орали — вот не зря ждали "правосеков", они таки пришли и мол, не сдадим, не простим, дадим по зубам.
Наутро уже возле ОГА в сквере был развернут палаточный городок, титушки с палками и с цепями. Триколоров полно. А дальше — пошло-поехало. Антимайданить выходило все больше людей... Камеры телевизионщикам били постоянно. Самое страшное было сказать, что ты — спецкорр киевского телеканала.
Сторонники Украины тоже митинговали каждый день. Помню шествие по городу из восточных кварталов до стадиона "Авангард". Тогда пришлось изменять маршрут из-за возможной опасности. Кстати, милиция тогда нам помогала. Предупреждали всегда, а раз даже выводили дворами и до остановок провожали.
Сейчас это все вспоминается как сон дурной. Знаешь, как будто снится тебе кошмар, а ты проснуться не можешь, а сон как настоящий, и ты что-то делаешь, хотя понимаешь, что спишь... Так и мы хватались за соломинки. Типа думали, в Киеве же уже власть наша, не оставят. Все устаканится, пена сойдет... Хотя подсознательно то знали, что чемоданы надо собирать... И все же было интересно посмотреть, чем все закончится.
9 марта, день рождения Тараса Шевченко — страшный день реально. Вот тогда на меня, можно сказать, впервые посмотрел "русский мир". Лицо у "русского мира" было рыжее, а кулаки — крепкие. Мы с девчонками держали большой украинский флаг. А оппоненты с триколорами на площади через дорогу стояли. Пели там что-то, митинговали. И тут смотрю — колонна с крепкими парнями идет. И как только эта колонна с их толпой соединилась, на нас они пошли. Я девчат, ни о чем не подозревающих, толкаю, мол, сворачивайте, идти надо. Потому как мы на первом фланге были. В общем, смели они наш митинг за пару секунд. И администрацию захватили. Во второй раз. Флаг подняли над ней русский.
Понятно ли было, что никто не собирается власть отстаивать? Какую власть? Облсовет с Голенко кипел гневом в адрес "майданутых", Ефремов с Пристюком должны были власть отстаивать? Или (назначенный новой властью, — ONLINE.UA) губернатор Болотских — трусливый такой МЧСник, он заявление под давлением толпы об отставке сразу же написал. Милиция, которая "Беркуту" сочувствовала? Конечно, хотелось верить, что пришлют спецназ и наведут порядок в городе. А еще была такая глупая надежда как-то по-мирному это все урегулировать. Ведь не верилось, что люди из-за смены власти в стране готовы кровь проливать. Но с каждым днем эти надежды таяли. А потом СБУ захватили...
— После захвата СБУ уже стало понятно: отступать некуда. Расскажи об этих событиях.
— Они собирались возле памятника Шевченко (у нас это место отбили 9 марта, мы собирались в сквере Памяти). И в один из выходных толпа огромная пришла. И пошли на СБУ. Все это длилось долго. Бросали яйца, камни в окна. И зашли в здание. Милиция стояла за зданием и с упоением наблюдала. И смеялись менты, весело им было. Захватили и поселились там. Окрестности огородили колючей проволокой, разбили палаточный городок. Так появился квартал ватников — самое страшное место в городе.
— Как потом развивались события возле СБУ?
— Ходили мы с коллегами в квартал ватников на "экскурсии" ежедневно. Ходила я, Ира Козырева — отважная девушка, ни одной сходки не пропускала, все фиксировала. И очень болезненно воспринимала происходящее. Через несколько месяцев ее дом в Камброде полностью разбомбят. Еще был с нами Вячеслав Бондаренко, тот самый, которого в мае поймают сепары на блокпосту и посадят в подвал. И Володя Старцев, которому походы в квартал ватников тоже даром не пройдут.
В палаточном городке кипела жизнь. Люди разные были. В основном работяги из области, за "лучшую жизнь" пришли стоять. Развлекались там по-разному — оборону укрепляли, тризуб со здания сбивали, пели гимн России, танцевали. Алкоголя много было. Помню, как коллега один им сочувствующий, сейчас активный сторонник ЛНР, говорил мне: "Ой, как бы мне нравилось возле СБУ, если бы они не пили!" Но они пили. И настроения у них были разные. Снимать надо было осторожно. Иногда подпускали к самому зданию, иногда угрожали разбить камеру. Я снимала телефоном, не так оно в глаза бросалось. В общем, минное поле. Ошибешься, проявишь слабину, неосторожность и все — подвал.
Как с Володей Старцевым было? Ходил, с людьми там общался, снимал мало. Но однажды вечером шел домой, и его выследили, посадили "на подвал". Мы его искали, тревогу подняли. И вот однажды утром Володя мне позвонил. Говорит: живой. Больше ничего не рассказывал, но голос был у него такой, что жутко было. Первое, что сделали, ему билет на Киев купили...
Мне везло почему-то. Хотя мой портрет в вышиванке у них возле одной из палаток на дереве висел. И статьи они мои с трибуны читали, дискутировали. Агрессии я не проявляла в публикациях. Пыталась по-людски с ними говорить. Мол, что же вы дом свой разрушаете?
"Квартал ватников" в Луганске
Атмосфера в квартале ватников очень тяжкая была. Это была смесь страха и отчаяния. Каждый раз, идя оттуда домой, я радовалась и благодарила судьбу, что сегодня выжила.
И вот, в конце концов, эти ребята захватили ОГА по-настоящему, с оружием. А потом прокуратуру и апелляционный суд. Везде вывесили русские матрацы на флагштоки.
Я помню, что уговаривала тетку, которая жгла украинский флаг, отдать мне его. "Это не наш флаг. Наш флаг — сине-красно-черный. Красное — кровь, черное — земля. Да и что ты, свой флаг из огня заберешь?" Ира Козырева меня оттаскивала от нее. Но лик ее запечатлела...
Еще один страшный день, потом мысль о чемодане отогнать было все сложнее. В этот день ранили адвоката Игоря Чудовского, побили Женю Спирина и журналиста Сергея Давыдова. Спирин после этого уехал в столицу. У людей начали отжимать машины и имущество. Потом добрались до военкомата и воинских частей. У военкомата взяли Лешу Биду и Аню Мокроусову.
Город стал пеклом. Друзья и знакомые стали массово покидать город. Я держалась до июня.
— Когда поняла, что нужно уезжать? Как выехала с семьей?
— Сложнее всего было уговорить маму. Она верила, что наши уже идут. И все обойдется. Я убеждала ее, что надо поехать на 2 недели в санаторий в Новопсков — Луганская область, но Украина. Переломным стало 2 июня, когда штурмовали погранотряд. Нам было очень хорошо все слышно. В тот день еще был самолет этот, что нанес удар по ОГА (захваченному зданию облгосадминистрации, — ONLINE.UA). И вот мама утром поливала огород. Услышав залпы с Мирного, она зашла в дом, глянула на мирно сопящую внучку и внезапно спросила меня: "А что там говорила про санаторий?" Новопсков нам понравился. Над санаторием "Жемчужина" развевался наш флаг. Это было дикое счастье — видеть его! Просто оазис. Даже не верилось, что в нескольких километрах идет война...
Семью я отправила, а сама еще на пару дней вернулась в Луганск. Это были потрясающие дни. Очень запоминающиеся встречи с друзьями. Мы ничего не говорили друг другу, но понимали, что расстаемся, что жизнь разбросает нас по разным городам и даже странам. Но тогда мы наслаждались общением, а мимо проезжали БТРы, гудела сирена на заводе ОР, с Металлиста били залпы, а над городом стоял столб дыма...
Гробы возле Луганской ОГА
В свой последний день в Луганске я много гуляла. В центре стояла невыносимая вонь. Пахло мертвечиной. В рефрижераторах с логотипом супермаркета АТБ возили тела погибших на Металлисте. А возле захваченной ОГА стояли деревянные гробы. Этот сладкий мерзкий запах сложно забыть... Потом мне позвонила знакомая и сказала, что за мной следят. Я свернула в старый город и отправилась в Парк 1 мая. Залпы слышались четко. Они были ритмичны, как музыка. Музыка, под которую я навсегда прощалась с родным городом...
Утром я убрала в доме, взяла с собой небольшую сумку с вещами и поехала на вокзал, где погрузилась в набитый людьми дизель. Он привез меня в Старобельск, откуда я добралась в Новопсков... После санатория мы перебрались в Старобельск.
Похороны солдат в Старобельске
Город, где было много наших военных, разбитые дороги и вечная пыль.
В Луганске в те дни был ад... Интернета дома не было, и я ходила в местное кафе с вай-фаем, чтобы узнать, как оставшиеся там друзья. Кому-то удавалось помочь покинуть город. И, к счастью, никто не погиб. Позже я ездила по области с агитбригадой ВСУ, которая встречалась с местными жителями. Познакомилась в те дни с генералом Воронченко, произвел очень хорошее впечатление...
Генерал Воронченко на похоронах украинских солдат в Старобельске
Словом, на Луганщине мы оставались до ноября
2014-го. Была слабая надежда, что наши таки придут. И в конце лета в это даже верилось, ведь украинские войска были уже в городе. Но они не пришли. Потом, уже когда в Луганске летали снаряды по всему городу, гибли люди, когда разрушались здания в моем любимом Камброде, было жгучее желание — только бы это прекратилось. Я мысленно отпустила родной город. Пусть там будут все живы, не надо убивать людей только за то, чтобы я вернулась домой и легла спать на свою подушку. Мое прошлое все равно расстреляно из тяжелой артиллерии, и его уже не вернуть. Каждому свое. Нужно искать свою землю, которая наполнит тебя новой энергией жизни.
Потому мы отправились в долгое путешествие на другой конец страны.
Теперь живем в Закарпатье. Эта земля приняла нас как своих. Я уже не представляю своей жизни без гор за окном. Жизнь стала совсем другой. И я уже не вздрагиваю от залпов салютов и не смотрю с опаской на пролетающий в небе самолет.
Когда меня спрашивают, хочешь ли ты вернуться, я, конечно же, отвечаю — нет. Здесь я поняла, как тяжко, на самом деле, было жить в той среде, когда вокруг тебя масса людей с совершенно другим мировоззрением. Тут все иначе. Я здесь дома.